Блог

Мне тогда не понравился этот тост. Получалось, что Церковь – это такое особое сословие, сообщество клириков. Все остальные просто пока не доросли, но лучшие из них наверняка всё поймут и тоже примут постриг или рукоположение, и только тогда станут людьми церковными. Но при таком подходе получается, что Святитель Лука (Войно-Ясенецкий) был неправ, что после пострига и рукоположения не оставил врачебного искусства. И не просто не оставил, а стал, по сути, основателем целого направления в отечественной медицине – гнойной хирургии. Он не видел никакого противоречия между одним и другим: в самые суровые сталинские годы неизменно вешал в операционной икону и молился перед операцией, а на конференции приходил иногда в епископском облачении. Значит, работа хирурга была для него ничуть не менее христианским делом, чем служение епископа.

Когда мы открывали книгу Деяний (она как раз читается после Пасхи), мы видели в ней удивительную картину жизни первых христиан. Некоторые из них получали определенный сан и связанное с ним служение, но это было совершенно не обязательно. Можно было оставаться ремесленником, купцом, крестьянином или рабом – и вместе с тем быть христианином. Даже апостол Павел почему-то не захотел стать только апостолом, он продолжал изготавливать палатки на продажу. При этом все они по-настоящему были Церковью.

Сегодня большинство людей предпочитают время от времени приходить в Церковь. Одни делают это очень редко – на свадьбу, крестины и отпевание – а другие достаточно регулярно приступают к исповеди и причастию. Точно так же мы можем приходить в ресторан, в театр или в гости – в каждом месте будут свои правила поведения, которые обязательно нужно соблюдать, чтобы нас в это место в следующий раз пустили.

Разница между общиной (где люди стараются быть Церковью) и приходом (куда, как нетрудно понять, они просто приходят) может быть видна на множестве конкретных примеров, но наиболее яркий из них, как и во многих других случаях – деньги. Сейчас много говорят о “прейскурантах на требы”, которым не место в храмах, и кое-где слово “цена” стыдливо заменяется словом “пожертвование”. Сколько стоит эта свечка? А нисколько не стоит, но надо внести пожертвование в таком-то размере. А сколько надо “жертвовать” за крестины или венчание?

Скажите, а сколько стоит в семье праздничный обед? Нисколько, если сравнивать с ресторанным меню. Но это еще не значит, что каждый прохожий может зайти ко мне в дом и потребовать, чтобы я его бесплатно кормил, раз ценник на двери не висит. Нет, обед – только для своих, и для тех, кого свои пригласят. И каждый вносит свою долю: кто зарабатывает деньги, кто готовит блюда, кто накрывает на стол, кто приходит с подарком и поздравлением, а кто просто своей улыбкой поднимает настроение остальным. Это, если хотите, и есть та цена, которую мы платим за семейную трапезу – если, конечно, у нас есть именно она, а не жевание кусков перед телевизором.

Точно так же и в здравой христианской общине молитва и участие в таинствах не имеют цены, зато само содержание храма ложится на плечи этой общины. Протекает ли крыша, надо ли платить за электричество, нужно ли помочь нуждающемуся – вот когда уместно задать вопрос “сколько стоит”, а не когда ты просишь о молитве своих братьев по вере – если, конечно, это братья, а не прохожие и не наемный персонал. С прохожими или наемным персоналом, если честно, намного проще и легче: мы платим за определенные услуги по прейскуранту, или по договоренности, или даже просто от щедрот своих и знаем, что никому ничего больше не должны, зато можем потребовать то-то и то-то. А уж какие там проблемы у самого персонала, это нас не касается.

Вообще, многие проблемы церковной жизни, о которых мы рассуждаем сейчас, имеют один и тот же корень: мы просто не пытаемся быть Церковью, то есть семьей братьев и сестер в доме любящего Отца. Люди спорят, как часто можно и нужно причащаться, насколько строго следует к причастию готовится. А спорим ли мы, как часто нужно садиться за праздничный семейный стол, и надо ли за ним вкушать угощение, или просто сиднем сидеть? Спорим ли, как долго надо готовиться к такому празднику, насколько нарядно стоит одеваться? Да нет, решение находится как-то само.

То же самое касается и языка богослужения, например. Есть семьи, где у людей разные родные языки, а есть и такие, где на одном языке говорят дома, а на другом – на работе и на улице. Как они решают этот вопрос? Каждый раз – индивидуально, по собственному согласию. Знаю одного американца русского происхождения, который в России принципиально говорил со своими детьми только по-английски, а в Америке говорит только по-русски: вот так он решил обучить их сразу двум языкам, и никто его не вправе упрекнуть за этот выбор или навязать его выбор всем остальным подобным семьям.

Я совершенно не хочу призвать всех немедленно начать организовывать настоящие общины. Во-первых, по одному только приказу сверху такое возникнуть не может. Люди живут семьей, только если они действительно хотят жить семьей, и мы знаем, что даже при горячем желании это далеко не всегда получается, и что никогда такая жизнь не бывает ни безоблачной, ни безошибочной. Точно так же и попытка создать христианскую общину может окончиться полным провалом, или хуже того, родится на свет еще одна секта. И уж во всяком случае море проблем обеспечено, в приходе все-таки проще.

Более того, крепкий, хороший приход – очень стабильная структура. Его нелегко разрушить, даже смена настоятеля не обязательно приводит к серьезным переменам. А вот общинная жизнь бывает только здесь и сейчас, она вся построена на личных отношениях, и что помогало сегодня, может помешать завтра; что хорошо для одного, совершенно не подходит другому. Я, например, интраверт и индвидуалист по своей натуре, и любая попытка общинной жизни, которая начинается с хождения строем (а примеры есть) вызывает у меня сильную аллергическую реакцию. Мне, если здраво рассудить, ближе размеренная приходская жизнь…

Но надо понимать, что это еще не совсем христианство. Приходя время от времени в Церковь, мы, на самом деле, вовсе никуда еще не приходим – мы не столько завершаем, сколько начинаем свой путь. Завершиться он может только в Царствии небесном, и это вовсе не какое-то место, куда после смерти пускают по особым спискам, в зависимости от заслуг, положения или молитв родных и близких. Это Царствие, как говорил Христос, “внутрь вас есть”, и в вечности оно раскрывается полностью – но если его совсем не было в нашей земной жизни, то не понятно, чему и раскрываться.

Но тут меня могут одернуть: хорошо рассуждать об идеальной ситуации, а что, если на приходе нас и слушать никто не хочет, если сам настоятель сегодня-завтра по воле епископа может быть отправлен восвояси, и нашим мнением не поинтересуются? Да и вообще, если честно, “большая Церковь”, в нашем случае – Московская патриархия – на поверку оказывается совсем не такой, как община первых христиан. Что делать? Один из вариантов ответа известен: нужно организовать свою собственную общину. Они и возникают: истинные, апостольские, катакомбные, да буквально на любой вкус… Но даже если догматика их безупречна, апостольское преемство несомненно, богослужение прекрасно – это трудно назвать Церковью. Оно похоже на святоотеческую традицию только внешне, точно так же и у исторических реконструкторов мечи и доспехи очень похожи на мечи и доспехи древних воинов. Только воины выходили с ними на смертный бой для защиты ближнего, а реконструкторы выходят на тренировки и соревнования для собственного развлечения. Вроде одна деталь, а меняет она всё. Поэтому самый примитивный приход с недостойным настоятелем и дремучими прихожанами, которые все же стараются быть единым целым, ближе к идеалу Церкви, чем рафинированное “истинно-апостольско-катакомбное” христианство, скроенное по собственной мерке.

Стоит попробовать просто быть Церковью в предложенных обстоятельствах, если же не хватит сил и, главное, желание – будем приходить в Церковь, но будем и понимать, насколько несовершенны все эти наши попытки. Лишь бы мы не бросали их, ибо “Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его”.