Из Киева по Европе. Часть 3. Увидеть Париж и… Лурд!

См. также первую часть описания: Черная Мадонна Ченстоховы


И вторую часть: От Праги до гор Эльзаса


Дни шестой-седьмой. Париж


Воскресное утро началось бы с литургии в соборе Александра Невского на рю Дарю, как это было в прошлой поездке. Здесь кафедра архиепископа Команского Гавриила, главы Экзархата приходов русской традиции в Западной Европе (Константинопольский Патриархат). Легендарный храм, где служил владыка Евлогий (Георгиевский), где еще мальчишкой пономарил Александр Шмеман… Среди прихожан – много потомков той еще волны эмиграции. Их можно отличить по особому языку – дореволюционный с легким французским акцентом. Когда я служил здесь впервые, было такое чувство, что стираются границы и ты прикасаешься истории. А в крипте этого собора служит православный франкофонный приход. Будущее православия на Западе – в использовании не эмигрантских, но местных языков.



Собор св. Александра Невского



Протодиакон Андрей Свинарев, мой однокурсник по Киевской семинарии и академии



Изображение Бога-Отца приходской совет постановил закрасить как неканоничное


Но сейчас – понедельник, службы в храме нет, поэтому едем по нескольким важным для паломников объектам.


Церковь святого Этьена на горе святой Женевьевы, рядом с Пантеоном (Сен-Этьен дю Мон). Здесь покоились мощи покровительницы Парижа святой Женевьевы. Покоились – потому что после французской революции сохранились только рака и фаланга руки. Остальные мощи сожгли на Гревской площади – традиционном месте казней. В нашем церковном календаре имя святой пишут по-латински – Геновефа. Жила в V веке, город тогда не выходил за пределы острова Сите (это остров, где стоит собор Парижской Богоматери). С юности вела аскетическую жизнь. В 451 году, орды Аттилы вторглись в Европу, Женевьева предсказала, что Париж будет спасен. Сразу после смерти Женевьеву стали почитать святой. А еще Женевьева – духовная сестра преподобного Симеона Столпника, на иконах их порой изображают вместе, хотя они никогда не видели друг друга при земной жизни.




Здесь покоились мощи св.Женевьевы до французской революции



Частица в ковчеге – все, что осталось от мощей святой


На улице – палящее солнце, паломники устали слушать рассказ и скорее стремятся внутрь, в тень храма. Да и мне хочется под крышу. Рядом с церковью у соседнего здания – длинная очередь. Оказывается, это библиотека святой Женевьевы, одна из самых посещаемых в Париже:



А неподалеку, на улице Горы святой Женевьевы (rue de la Montagne Sainte-Geneviève) – книжный магазин издательства “ИМКА-пресс”. Здесь во времена Союза печатались авторы, запрещенные в СССР. Тут впервые были опубликованы многие книги, сыгравшие заметную роль в истории русской литературы, например, “Архипелаг ГУЛАГ” А.Солженицына. Тут же издавались и христианские книги, которые потом подпольно завозились в Советский Союз. Руководит издательством Никита Струве, внук русского философа и политического деятеля Петра Струве. Никиту Алексеевича с семьей можно встретить на литургии в Александро-Невском соборе.


Отсюда едем в самый центр. Мадлен – с виду не скажешь, что это христианский храм:



Тут в ковчеге у алтаря покоятся мощи одной из первых свидетельниц Воскресения Христова – равноапостольной Марии Магдалины:



В храме ведутся службы. Тут же в этом году оказалась выставка современного искусства – несколько странные инсталляции и даже непонятно, как такое можно размещать в храме. Меня, непривычного к такого рода соединению храма и современного искусства, несколько коробит от увиденного.


 


Дальше движемся на остров Сите, к собору Парижской Богоматери. Этот один из самых известных в мире готических соборов, но без шпиля, стоит на месте первой парижской церкви – базилики святого Стефана, которая, в свою очередь, была построена на месте языческого галло-римского храма Юпитера. В архитектуре собора еще заметны отголоски романского стиля Нормандии. Как и в других готических храмах, стены здесь не расписаны. Но этого не ощущается: храм полон цвета. Такой эффект создают многочисленные витражи высоких стрельчатых окон.


 


Здесь, в сокровищнице собора, хранится одна из величайших христианских реликвий: Терновый венец Спасителя. Раньше его выносили на поклонение лишь раз в год, в Великую Пятницу. А последние годы, во многом благодаря притоку православных паломников, Терновый венец выносят каждую первую пятницу месяца. Однажды мне довелось быть на этом поклонении. Вместе с католиками в процессии, обходившей собор внутри по периметру со священной реликвией, участвовал и православный священник. Несмотря на разделение, святыня объединяет христиан. Огромный собор был полон народа. Но никакой давки. Все происходит чинно, верующие подходят по порядку, ряд за рядом. Молодцы католики в плане организации массовых мероприятий. Этому удивлялся позже и в Лурде, где масса людей, но никакой давки.



Терновый венец в числе прочих святынь был продан королю Франции Людовику IX, прозванному Святым, после захвата Константинополя крестоносцами. В августе 1238 года король, снявший с себя все регалии и обувь, встречал святыню за 40 км от Парижа и вместе со своим братом нес ее на плечах. Вскоре очень быстро, за пять лет, для хранения реликвий была построена Сен-Шапель – Святая часовня, один из шедевров готической архитектуры. На ее строительство было затрачено в два раза больше средств, чем заплачено за сам Терновый венец. Здесь также хранилась частица древа Креста Господня и один из гвоздей, вбитый в тело Христа. А шипы от Тернового венца, которых было около 70, в качестве дара были направлены соборам и храмам различных христианских стран.


Далее мы пошли поклониться мощам святой равноапостольной царицы Елены. Они покоятся в церкви Сен-Лё-Сен-Жиль на улице Сен-Дени. Когда-то здесь проходили ежегодные собрания Королевского братства Святого Гроба Господня. Здесь мощи св.Елены, положенные под алтарем, пережили период Парижской Коммуны, когда пострадали многие святыни. И по сей день мощи скрыты в саркофаге, их не видно, но документы подтверждают их существование: последнее вскрытие проводилось в 1922 году.


Мощи св.Елены когда-то покоились в Риме в храме священномучеников Маркеллина и Петра, откуда их украл один французский монах по имени Тёджис, получивший исцеление по молитвам к св.Елене. Монах привез их в свой монастырь в Шампани – кстати, в тот самый, где дом Периньон изобрел игристое вино, которое с тех пор называется шампанским, – но монаху не поверили, что мощи подлинные. Собрали комиссию, которая изучила вопрос и послала делегацию в Рим на разведку. Когда монахи вернулись, то не только подтвердили подлинность реликвии, но и сообщили о папском благословении на пребывание святыни во Франции.




После этого – свободное время. Мы в этот раз проехались по Сене на экскурсионном речном трамвайчике. Когда проплываешь под многочисленными мостами, люди, которые стоят наверху, машут руками. Ну и туристы не отстают. Получается весело. На катере с нами оказалось много индусов. Когда катер тронулся, они как одичали: вскочили с мест и заполнили все боковые проходы, мешая обзору. Но все равно это не испортило прогулку. Катер сделал почетный круг сначала вдоль острова Сите, потом к Эйфелевой башне, вокруг статуи Свободы (это копия той, что в Нью-Йорке – ту американцам подарили французы, а это ответный подарок) – и назад. А вечером нас пригласил в гости отец Андрей Свинарев – мой однокурсник по семинарии и академии, ныне единственный протодьякон собора св. Александра Невского. Провели вечер в его уютном доме.



На следующий день часть нашей группы решила поехать в Версаль. Это не входило в программу, и поэтому желающие скинулись, чтобы оплатить дополнительный расход топлива. Мы с Полиной остались в Париже. Второй раз ехать в Версаль не хотелось, да и я не поклонник французских монархов. Оставшись в Париже, есть чем заняться. По одному Лувру можно ходить целый день, а есть еще не менее знаменитый музей Орсэ, где собраны полотна импрессионистов (мне здесь нравится даже больше, чем в Лувре), Свято-Сергиевское подворье с институтом, где в ХХ веке открылась легендарная богословская школа, да и увидеть Париж с высоты Эйфелевой башни тоже многие хотят… Я, кстати, на башню еще ни разу не поднимался. Оставляю на потом, чтобы еще раз вернуться в этот удивительный город.



Лувр. В зале раннехристианского искусства




Иисус и св. Мина. Коптская икона в Лувре


 


Не могу удержаться от “лирического отступления”. Париж воспевали многие, но мне наиболее созвучны слова, записанные в дневнике о.Александра Шмемана. Ниже пространная цитата оттуда:



Христианский Запад: это для меня часть моего детства и юности, когда я жил “двойной” жизнью: с одной стороны – очень светской и очень русской, то есть эмигрантской, а с другой – потаенной, религиозной. Я иногда думаю, что именно этот контраст – между шумной, базарной, пролетарской rue Legendre и этой, всегда одинаковой, вроде как бы неподвижной мессой (пятно света в темной церкви), один шаг – и ты в совсем другом мире, – что этот контраст изнутри определил мой “религиозный опыт”, ту интуицию, что в сущности уже никогда меня не оставляла, – сосуществования двух разнородных миров, “присутствия” в этом мире чего-то совершенно, абсолютно иного, но чем потом все так или иначе светится, к чему все так или иначе относится, Церкви как Царства Божия “среди” и “внутри” нас. Rue Legendre не становилась от этого – и в этом все дело, все мое внутреннее отталкивание от чистого спиритуализма – ненужной, враждебной, несуществующей. Напротив – говоря очень приблизительно, – она приобретала как бы новый шарм, но понятный, очевидный только мне, знавшему ее “отнесенность” к этой fete a l’ecart (“праздник на стороне, отдельно” – фр.), к этому “присутствию”, являемому в мессе. Мне все делалось страшно интересным: каждая витрина, лицо каждого встречного, конкретность вот этой минуты, этого соотношения погоды, улицы, домов, людей. И это осталось навсегда: невероятно сильное ощущение жизни в ее телесности, воплощенности, реальности, неповторимой единичности каждой минуты и соотношения внутри ее всего. А вместе с тем интерес этот всегда был укоренен как раз и только в отнесенности всего этого к тому, о чем не столько свидетельствовала или напоминала беззвучная месса, а чего она сама была присутствием, явлением, радостью. Но что такое, в чем эта “отнесенность”? Мне кажется, что именно этого я никак не могу объяснить и определить, хотя, в сущности, только об этом всю жизнь говорю и пишу (литургическое богословие). Это никак не “идея”: отталкивание от “идей”, все растущее убеждение, что ими христианства не выразишь. Не идея “христианского мира”, “христианского общества”, “христианского брака” и т.д. “Отнесенность” – это связь, но не “идейная”, а опытная. Это опыт мира и жизни буквально в свете Царствия Божия, являемого, однако, при посредстве всего того, что составляет мир: красок, звуков, движения, времени, пространства, то есть именно конкретности, а не отвлеченности. И когда этот свет, который только в душе, только внутри нас, падает на мир и на жизнь, то им уже все озарено, и сам мир для души становится радостным знаком, символом, ожиданием. Отсюда моя любовь к Парижу, моя внутренняя нужда в нем. Она оттого, что именно в Париже, в моем парижском детстве этот опыт был мне дан, стал моей сущностью. И теперь, когда я там не живу, когда у меня там нет никаких дел и обязанностей, он стал для меня, каждый раз, погружением в этот изначальный опыт, его как бы возобновлением. И мне все кажется, когда я один, без конца, просто хожу по его улицам, что он сам, больше чем что-либо другое в мире, возник, вырос из этого опыта, что тут тайна христианского мира, родившегося, как культура, как стиль, как основной опыт, как раз из опыта “отнесенности”. В Риме (который я исходил вдоль и поперек осенью 1963 года) все распадается на “красоты” всех эпох и культур, все напоминает – но прошлое и его бренность… Только в Париже, в самой его “ткани” и стиле, я ощущаю, почти в чистом виде, эту соотнесенность, ту меру, которая одновременно есть и граница, грань. Граница, сама собою как бы указывающая на то, что по ту сторону ее, на существование, присутствие другой стороны. В Риме есть трагизм и есть веселье. В Париже есть печаль и есть радость, и они почти всегда сосуществуют, пронизывают одна другую. И красота Парижа – из “отнесенности”. Она не самодовлеющая, не торжествующая, не мироутверждающая, не “жирная”. В сущности такая, какой только и может быть красота в этом мире, в котором был Христос


Поздним вечером – сбор группы возле Эйфелевой башни. Нас ждут ночь и дорога.



Дни восьмой-девятый. Лурд


Размещаемся в автобусе поудобней, благо в этот раз место позволяет: на каждого целый ряд. Прошлый раз, когда нас было в среднем 3 человека на 4 места, ехать было гораздо сложнее. Но совместное преодоление трудностей сближает людей. И в Лурд на утро, преодолев за ночь 850 км, мы приезжаем уже единым целым: группой паломников, настроенных на молитву и духовные усилия.


Здесь в отеле нас уже ждут. И не только сотрудники отеля Notre Dame de la Sarte 3*, где мы традиционно останавливаемся, но и наш крест – большой деревянный крест, с которым мы в прошлый раз проходили крестный путь, и который благополучно забыли при отъезде. Сохранили, а ведь прошло два года. Располагаемся в отеле, приводим себя в порядок после ночного переезда и вскоре отправляемся в Крестный путь.



Само название “Крестный путь” указывает на путь Спасителя на Голгофу. Это описано у каждого из четырех евангелистов. Именно из евангельских текстов возникло понятие Крестный путь, обозначающее восхождение Христа Спасителя на Голгофу. Почитание Крестного пути началось, естественно, в Иерусалиме. Позже традиция прохождения Крестного пути распространилась в католических странах. Во многих из них, где есть монастыри или почитаемые храмы, расположенные в горах или удалённых местах, вдоль дороги, ведущей к святилищу, устанавливаются скульптурные или живописные изображения стояний крестного пути. Мы с паломниками проходим этой дорогой, с молитвой, чтением Евангелия и размышлениями, совершая их не по католическому чину, а по собственному. Завершается Крестный путь Воскресением Христовым – пустой гроб, начало новой жизни. Мы спускаемся к подножию горы, в которой находится грот, где в 1858 году четырнадцатилетней Бернадетте Субиру 18 раз явилась Матерь Божия.



Лурд – одно из самых известных мест паломничества в Европе. Ежегодно тут бывает до пяти миллионов паломников. Католические источники утверждают, что только за первые 50 лет паломничества получили полное излечение от самых различных болезней минимум 4000 человек.



Здесь все время много больных, инвалидов, особенно парализованных, которых возят в особых колясках. Часто можно встретить целые колясочные поезда, влекомые сестрами и братьями милосердия. У нас о Лурде знают далеко не все, и, наверное, поэтому здесь еще нет ни одного православного храма. Кроме римо-католических храмов, есть только греко-католическая церковь – на улице Украины.



Но уже протоптана тропинка, и иногда православные паломники появляются и здесь. Как говорит моя жена, если вы оказались однажды в Лурде, то снова захотите вернуться сюда.



Ежегодное военное паломничество в Лурде


До явления Богородицы Лурд был одним из захолустных городков в предгорьях Пиреней, возле границы с Испанией. Через городок течет горная речка Гав, бурно несущая свои серо-лазурные воды. Когда девушка, бывшая дочерью разорившегося мельника, стала утверждать, что видела, причем неоднократно, Саму Божию Матерь, церковь отнеслась к этому с изрядной долей скепсиса. Бернадетту даже заключили в карцер, подозревая в мошенничестве. Позже Католическая Церковь тщательно проверила все изложенные факты. Бернадетта приняла монашество, а впоследствии была причислена к лику святых Западной Церковью.



На том месте, где Дева Мария впервые явилась Бернадетте, теперь стоит санктуарий, храм Нотр-Дам де Лурд – его возводили методом народной стройки. Рядом – подземная базилика, где одновременно может разместиться до 20 тысяч человек. Но нас больше интересует сам грот и бьющий из него святой источник. “Пейте воду и омывайтесь ею”, – сказала Богородица девушке, и с тех пор множество паломников приходят к гроту, пьют воду и омываются ею. А по вечерам вся площадь заполняется людьми, участвующими в богородичной процессии. Держа в руках свечи, идут по площади, воспевая гимны Богородице. Потоки света, пения и молитвы.


Мы подходим ко гроту и немного в стороне от очереди совершаем молебное пение Божией Матери. Потом проходим через грот, пьем святую воду, набираем с собой (посуду нужных размеров можно заблаговременно купить во множестве лавочек, торгующих религиозной атрибутикой и сувенирами). Вода от грота отходит в специальный водопровод и разводится по кранам: подойти могут многие, очередей практически нет. Всей группой скидываемся на общую свечу. Наша свеча высотой с меня ростом, почти за 100 евро. Есть свечи и выше, и толще. Для установки таких свечей выделены специальные места. Все четко, организованно. Ставим свечу и говорим о символике свечи и важности общей молитвы.


 


Неподалеку от грота оборудованы женские и мужские купели для омовений. Сюда мы идем на следующий день. Очередь надо занимать заранее, особенно женщинам. Вода холодная, но не настолько, как ожидалось. Внутри купелей волонтеры помогают с омовением. “Омойтесь, и будете чисты, отымите лукавство от душ ваших”, – передавал слова Господа пророк Исайя. Омывшись святой водой, мы возвращаемся в отель – здесь у нас трехразовое питание. А потом свободное время, и практически вся наша группа соглашается подняться на одну из самых высоких окрестных гор – пик дю Жер, ок. 950 м. Почти до самой вершины поднимает столетний трамвайчик фуникулера, но дальше надо пройти пешком по извилистой дороге. Вид сверху впечатляет. Лурд словно прижался у подножия холма, за ним вдалеке блестит озеро, а с другой стороны, к Испании – горные цепи. У кого-то из паломниц оказался с собой большой флаг Украины. Мы разворачиваем его и поем гимн.



Вернувшись в городок, хорошо побродить извилистыми улочками. Заблудиться невозможно: все довольно компактное. Можно посетить дом Бернадетты и ее родителей, карцер, где ее держали под стражей, мавританскую крепость, возвышающуюся над городом в центре, и музей Пиренеев в ней, где можно любоваться “маленькой Францией” – макетами домиков из разных регионов страны. Все улочки в центре – сплошные торговые ряды. Без сувениров отсюда точно не уйдешь. Не остаемся без них и мы. На память из Лурда я увожу рубашку для священника с белым воротником-вставкой – “колоратку”, как говорят на Западной Украине.


 





Продолжение: От Лазурного берега до Медиолана и домой

Цей запис має один коментар

Залишити відповідь